— Северин страдает от приобретенного ихтиоза, в результате чего кожа ее напоминает змеиную. Данная разновидность болезни, в отличие от наследственной ее формы, является излечимой, однако невозможность пройти полное медицинское обследование препятствует выздоровлению.
— как и все члены труппы «Bloody Poodles» (безобразного брата-близнеца «Rainbow Poodles») отмечена не только печатью уродства, но и клеймом участницы кровавых ночных выступлений.
— женщина многих талантов, выполняет также (вдобавок к основной занятости в качестве факира и дополнительной - гримера) роль массажиста, принося временное облегчение лишенным полной работоспособности, травмированным в результате несчастного случая мышцам Линча.
— Ламия - сценический псевдоним, привязанный, разумеется, к проклятому недугу.

Краткое изложение жизнеописания, или История Ки́рана Линча в чертовой дюжине фактов.

Факт первый: рождение в семье «потомственных» не то чтобы однозначно обязывает, но некоторым образом все же возлагает. Линч-старший (естественно, ирландец, естественно, торонтский) спит и видит единственного сына в клубах черного дыма и полном выездном обмундировании. С раннего детства варящийся в героической кухне отпрыск против такого расклада ничего не имеет и направляет помыслы и стопы по следам не единожды чествованного пожарным департаментом родителя.
Факт второй: не все пожарные спасают жизни — некоторые разматывают рукав. Рост в шесть футов, косая сажень в плечах, бицепс в обхват пузатого кувшина мостят прямую дорогу не к бушующему, как мечталось отцу, инферно и членству в бригаде спасателей, а аккурат к баграм, топорам, лестницам и домкратам, при непосредственном использовании которых и пройдут последующие годы службы. Новоявленного кандидата что, как ни странно, нисколько не огорчает: укрощение огня занятием видится куда как более интересным.
Факт третий: не зря говорят: «всяк сверчок знай свой шесток». Импульсивный, горячий головой и нравом Линч неизменно находит необходимость неукоснительного выполнения указаний мучительной, бушующее нетерпение и стремление отличиться подталкивают к совершению необдуманных поступков, недостаточно серьезный собственный опыт не успевает заложить в подкорку незыблемое доверие и слепую веру в то, что шеф всегда прав. Киран лезет в пекло. Спасают его чудом и ценой ожога 3 степени.
Факт четвертый: звериный вой не помогает. Когда на протяжении мучительно долгих часов с обожженного корпуса сдирают струпья обуглившейся кожи, остается только молиться, чтобы притупившаяся в результате травмы болевая чувствительность не вернулась. Те, кто надменно заявляют, дескать, телесные муки пристало сносить с непроницаемым лицом, незнакомы (к их счастью) с принципом лечения глубоких ожоговых ран: анестезия в большинстве случаев неприменима.
Факт пятый: спрыгнуть с ума недолго. Вместе с посттравматическим стрессовым расстройством приходит диссоциация, вместе с удалением некротической ткани происходит отчуждение от собственного «я». Телесный недостаток зарождает стремительно укрепляющийся комплекс неполноценности, ограничение физической дееспособности провоцирует быстро упрочивающуюся потребность в контроле. Неумолимо нарастает настоятельно требующее выплеска внутреннее напряжение, гамельнским крысоловом уводят ночные кошмары все дальше от рассудка и подводят все ближе к огню.
Факт шестой: свято место пусто не бывает. Увольнение становится закономерным последствием: списать со счетов нарушение субординации несложно, закрыть глаза на продолжительную реабилитацию, атрофию мышц и «потекшую крышу» сложнее. «По собственному желанию» далеко от настоящей действительности ровно в той же степени, в какой недостижимо отныне возвращение в ряды «пожароборцев». Однако тяга к пламени не утихает — становится только сильнее. Пепельницы полнятся горелыми спичками, сумрак рассеивается вспыхивающими огнями, воздух пропитывается запахом жженной бумаги — Линч ищет замену собственной страсти. И находит. В фаер-шоу.
Факт седьмой: в город приехал цирк. Продолжая трудиться над восстановлением работоспособности травмированной руки, Киран с головой окунается в изучение техник кручения, выдувания и глотания, записывается в школу огненного шоу, посещает фестивали и spin-party, общается с мастерами, перенимает опыт и забивает тем досадный переизбыток свободного времени и замороченную упадническими настроениями голову. Прознав о прибытии в Торонто «Rainbow Poodles», не может отказать себе в удовольствии лицезрения очередного выступления и ввязывается в продолжительное обсуждение увиденного после. В ходе горячей дискуссии забывается и принимается активно жестикулировать.
Факт восьмой: случайности не случайны. Это только ему кажется, будто стащившая бумажник красножопая обезьяна, за которой пришлось гоняться с матерными увещеваниями добрую четверть часа, выбрала жертву по воле священного рэндома, «пудельки» же знают: животные этого шапито никогда не действуют без команды «фас», а попавшаяся под ноги банкетка, через которую преследователь благополучно и навернулся, явив миру оголившуюся изувеченную спину, была заботливо помещена на его пути какой-то жалкой минутой ранее.
Факт девятый: красота — в глазах смотрящего. Безобразные ожоги, эта опаленная зарубцевавшаяся плоть, служащая причиной сдавленных вскриков и жалостливых взглядов всех без исключения знакомых из его окружения, не вызывает ровным счетом никакого волнения среди ко всему привычной цирковой публики, однако производит фурор микромасштаба при демонстрации человеку малого роста, но непомерных амбиций. Тедди Карлик считает, что загодя прошедшее через адовы раскаленные сковородки изуродованное тело — это «Очень-очень хорошо, будем звать тебя Выжженным!». Киран Линч считает, что неплохо бы дать Тедди Карлику в морду.   
Факт десятый: утро вечера мудренее. По здравому размышлению приходит к выводу, что Тадеуш Кантинаро не такой уж и мудак, да и предложение его вполне разумно (в конце концов, терять больше нечего, теперь — только обретать), поэтому присягает на верность местному патриарху и принимается осваиваться в «пуделиной своре», с подлинным увлечением постигая премудрости театра огня и функционирования шапито-перевертыша, днем дающего прелестнейшие выступления клоунов, фокусников, дрессировщиков и жонглеров, ночью кромсающего в кровавый салат заказанных криминалитетом неугодных.
Факт одиннадцатый: роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет. На арену «Rainbow Poodles» Саламандра выходит, будучи с головы до ног затянут в насыщено черный с неровными желтыми пятнами костюм, лицо его раскрашено под стать коже земноводного, подарившего символичный псевдоним, фаерщик жонглирует эмоциями и пламенем, контролирует толпу и стихию, поглощает огонь и восхищение.
В свете прожекторов «Bloody Poodles» Выжженный появляется по пояс гол, голову и спину держит прямо, ступает твердо, уродства не скрывает; из реквизита зрелищного представления пои и стафф превращаются в смертельное оружие, запах гари и паленой человечины разливается в воздухе.
Факт двенадцатый: маски срастаются с кожей. С подачи прозорливого карлика обретенный и пришедшийся как нельзя кстати пиратский образ эксплуатируется теперь нещадно: некогда поступавшаяся деталями бутафория обрастает подробностями глубоко проработанного имиджа, притворство становится привычкой, привычка становится природой. Киран не замечает, как прокуренный сценический бас подменяет будничный баритон, как болтающиеся на шее феньки становятся неизменным аксессуаром, забывает, как выглядит собственное лицо без щетины и почему его всегда раздражали длинные волосы, заблуждается, что всегда любил сигариллы и галлонами глушил ром, но главная трансформация происходит с характером (ее он тоже упускает из виду): выдуманный для ночных выступлений персонаж заполняет лакуны раскрошившейся идентичности, подменяя то, что было раньше, тем, что не было никогда. Профанское и в известной степени романтизированное представление выдает на выходе достойный образчик вольного псевдоисторического сочинения: скованный самостоятельно балансируемым кодексом чести, свободный от политико-экономического гнета государственной системы, неотягощенный предписываемым католицизмом балластом совестливости, наделенный насущно необходимой в нынешних условиях способностью бестрепетно лишать жизни, восхитительно отчаянный, возмутительно безрассудный.
Факт тринадцатый: хорошо там, где мы есть. Гибернация в провинции, продиктованная насущной необходимостью затаиться и переждать затеянную мафиозным кланом облаву на впавших в немилость душегубов кровавого цирка, встречается с буддийским спокойствием: Линч методично ставит новый номер (прохождение через и последующее погашение огня), старательно натаскивает последнее пополнение труппы, исправно тренируется сам, упорно разрабатывает подводящую его руку, шляется в компании псицы по живописным окрестностям, изучает в одиночестве местные непримечательности и в очередной раз перечитывает «Fahrenheit 451». Пастораль нарушается лишь клубами черного дыма, с момента появления на горизонте «Rainbow Poodles» восходящего к небу над Уотерлу все чаще.

Мелочи и детали.

Строго говоря, «Драм» — имя не личное, а родовое: полемика по вопросу о том, под какой фамилией (отцовской или сохраненной в замужестве материнской) регистрировать ребенка, закончилась тем, что ценой усечения среднего имени зарегистрировали под обеими сразу (спасибо, блядь, большое родителям, вынудившим десятки раз освещать подоплеку странного выбора).
Говорящие паспортные данные автоматически упразднили необходимость изобретения велосипеда и вместе с тем спровоцировали неизбежность сочинения хохм из серии «bang the Drum!». В силу не особой оригинальности и разнообразия последних, достать те хохмы успели до самого ливера. Запросы на дегустацию «Кир Рояль» шлет по тому же занимательному адресу, что и предложения «to bang the Drum».
«Саламандра» и «Выжженный» — творческие псевдонимы, под которыми известен зрителям дневных и ночных выступлений «Rainbow» и «Bloody Poodles» соответственно.
В отроческие годы (казалось бы оправдывая фамилию, но на самом деле даже близко не, ибо «Drum» происходит от гэльского «druim», что означает «горный хребет») стучал на ударных в рок-группе приятеля и мечтал о лаврах Moon — не меньше! — the Loon, но история закончилась прозаически. До сих пор не может избавиться от привычки барабанить по любым пригодным для этого поверхностям (во время Очень Серьезных Разговоров раздражает особенно сильно).
Университетов помпезных не кончал, образованностью всесторонней похвалиться не в силах, но козырь масти street smart в рукаве прячет.
Ожидаемо сведущ в вопросе зажигательных и самовоспламеняющихся смесей, специфике распространения огня и тушения пожаров, оказании первой медицинской помощи.
Небрезглив и равнодушен к виду крови, уродству, пыткам и запаху паленой человечины. 
В силу того, что состояние пострадавших от ожога мышц все еще оставляет желать лучшего, нередко обращается за лечебным массажем к «пуделиным» мастерицам. В благодарность исполняет мелкие поручения и вправляет мозги особо резвым почитателям местного колорита, настойчиво требующим внимания артисток за кулисами.
Специфика дневных номеров выстраивается вокруг многочисленных мифов о саламандре, поэтому в каждом крупном городе посещает библиотеки и старательно выискивает новую информацию.
За годы работы в передвижном цирке сроднился с эксплуатируемым образом настолько, что ныне напрочь отказывается от какой-либо иной формы одежды, кроме привычной флибустьерской.
Аки могучий Самсон блюдет сохранность собственных кос: без них, утверждает, выглядит не по-пиратски.
Пойдя против сложившейся в труппе традиции приобретения цепных пуделей, обзавелся доберманом Фаустой — сукой страшной, но симпатичной. Лоснящаяся ухоженностью лютая тварь верна хозяину, как никто, и славна тончайшим нюхом, способствующим выслеживанию случайных беглых «артистов», несанкционированно покидающих пятизвездочные клетки и зрелищные ночные выступления.
Связь с близкими не поддерживает: уверен, что посрамил отца и разочаровал мать. Одним родным известно, так ли это на самом деле.
Беззаветно предан Тедди Карлику и его уродцам.